доктор, и Штумм — встали и задом наперед вышли из столовой, и… и…

И все завертелось с головокружительной скоростью. Оуэна тряхнуло так, что едва не вытряхнуло из одежды, и бросило в противоположном направлении, не менее загадочном с точки зрения ориентации в пространственно-временном континууме. Штумм и доктор Крафт снова примчались в комнату, сноровисто расселись за столом и принялись поглощать завтрак с такой скоростью, словно погибали от голода. Затем доктор Крафт вскочил на ноги — сегодня ему не сиделось — и пулей вылетел из комнаты, а С. Эдмунд Штумм приналег на стол, вытащил из кармана конверт и…

Щелк!

Бледный от испуга Оуэн обнаружил, что снова сидит на стуле и смотрит на часы у себя в руке так, словно они превратились в разъяренную кобру. Но часы не производили никаких угрожающих движений. Они всего лишь перемотали время на две минуты назад. Потому что Штумм говорил:

— …Когда ты еле-еле притащился в столовую. Смотри, что написано. «Метро».

Оуэн взглянул на конверт, грустно улыбнулся, опустил глаза на циферблат часов, лежавших у него на коленях, и почувствовал легкий озноб. Якорь? Его поднимают? А как же сон? Что будет дальше? Он машинально вцепился в стул. Ничего не произошло. Наверное, якорь можно поднять лишь в том случае, если он движется во времени…

— Ну? — уксусным голосом осведомился Штумм. — Конечно, если мисс Бишоп готова заплатить ту же цену, что и «Метро»…

— Не готова, — уверенно сказал Оуэн, наконец-то собравшись с духом. — У нее нет такого права. Она предложила максимально возможную сумму, и, если вы откажетесь, ей придется вложить деньги во что-нибудь другое, только и всего. Она не может выплатить средства, не предусмотренные бюджетом ее компании.

Штумм опешил. Повертел письмо в руке с видом игрока в покер, у которого не сложился стрит. Наконец меланхолично сунул конверт в карман, снова взял ложку, и Оуэн поморщился.

— Ну… — проворчал Штумм, — ну… хм…

— Она может заплатить вам наличными, — продолжил Оуэн. — Деньги на бочку, чек с банковской гарантией на всю сумму. Но перебить свое последнее предложение она не способна. Вот, собственно, и все.

— Чек с банковской гарантией, да? — проворчал бессовестный драматург. — Ну ладно. В общем, так: быть может, я и рассмотрю этот вариант. По крайней мере, деньги, если так можно выразиться, останутся в семье, а у меня есть некоторые обязательства перед родней.

— Я позвоню ей. — Оуэн вскочил и метнулся к выходу в коридор, но не успел, так как дверь распахнулась и в столовую, тяжело дыша, ворвался доктор Крафт:

— Грабеж! Я заглянул в окно библиотеки, а там грабеж! Эдмунд, в библиотеке побывали воры, они обокрали вас и стащили моего драгоценного Максля!

Короче говоря, тут мы уже были.

И все видели. Не видели, пожалуй, только одного: как Питер Оуэн возился с часами в кармане пиджака, собираясь в очередной раз инициировать взрыв, который вымарает эту сцену из времени и пространства. В остальном все происходило так же, как и прежде, последовательными шажками в пределах паравремени — и, несомненно, под заинтересованными взглядами Дремы, Истомы и Сна.

Оуэн почти не обращал внимания ни на Штумма, ни на Крафта. Превозмогая душевные муки, он сосредоточился на том, что совсем недавно с ним стряслось. Одно дело — находиться вне времени и участвовать в жизни, как участвует в спектакле актер, способный в любой момент прервать лицедейство и удалиться за кулисы. Но время перестало вести себя как размеренная сценическая постановка, оно превратилось в ускоренный кинопроектор, и Питеру Оуэну стало страшновато с ним связываться.

Что же тогда произошло? Голова до сих пор кружилась, препятствуя ясности мыслей. После опрометчивого нырка в неизведанный океан времени все еще шел мороз по коже и тряслись поджилки, но безумные предположения о поднимающемся якоре оставались беспочвенной теоретической гипотезой. По крайней мере, Оуэн на это надеялся. Скорее всего, он сумеет снова перевести часы, не столкнувшись при этом ни с каким противодействием. Но, быть может, лучше переводить стрелки на несколько секунд? И не чаще, чем это необходимо?

А сейчас не было необходимости возвращаться в прошлое. Надо было всего лишь привести сюда Клэр и подписать контракт до появления Игана, которое непременно повлечет за собой взрыв столь же неизбежный в присутствии Штумма, как удар молнии, за коим следует низвержение кипариса в океан. Оуэну было жаль шефа полиции, но он не был способен помочь бедолаге; Игану вообще никто не мог помочь, поскольку отменить библиотечную кражу не было никакой возможности.

В сознание понемногу проникал голос дяди Эдмунда. Штумм — невидимый, но в высшей степени громогласный — стоял у телефона в прихожей и сыпал огненными ремарками в телефонную трубку. Оуэн отвлекся от размышлений и услышал дядино повеление:

— В общем, проследите. И чтобы без волокиты!

Снова закрутился наборный диск.

— Алло, станция? Соедините меня с мэром. Что? Сами найдете. Я вам не справочник. Дайте мне мэра, ясно? Это вопрос жизни и смерти.

— Позвольте, я этим займусь, — с надеждой сказал Оуэн, направляясь к двери с намерением воспрепятствовать правосудию, причем из самых благих побуждений.

— Вот еще! — фыркнул Штумм. — Я сам этим займусь, и с превеликим удовольствием. Алло? Джеймс? Это С. Эдмунд Штумм. Я только что вызвал полицию к себе домой. Да! Говорю же, да! И я требую, чтобы вы уволили шефа полиции, который на самом деле не шеф, а некомпетентный очковтиратель!

После этого он почти слово в слово пересказал свою прежнюю тираду, в то время как Оуэн неловко поеживался. Когда злорадствующий и самодовольный Штумм наконец повесил трубку, Оуэн сказал:

— Мне… гм… позвонить мисс Бишоп?

— Почему бы и нет, — ответил Штумм, к некоторому удивлению племянника, после чего по-компанейски взял доктора Крафта под локоток и сказал, не обращая внимания на его негромкие сетования по поводу Максля: — Пойдемте, доктор. Завтрак стынет.

Оуэн глубоко вздохнул и позвонил в гостиницу «Лас-Ондас».

— То есть это правда? Он наконец готов расстаться с «Леди Пантагрюэль»? — Голос Клэр звучал пискляво, словно расстроенная скрипка. Заспанности не было и в помине; ее сменило волнение. — Питер, милый, ты просто чудо!

— Ты тоже чудо, — сообщил ей влюбленный Питер, без особенного интереса наблюдая, как дядя появился из столовой с чашкой кофе в руке, после чего исчез в разграбленной библиотеке и закрыл за собой дверь. — Тебе надо поторопиться, любимая, — тихо сказал Оуэн в трубку. — Адвокат с тобой?

— Все великолепно, мы уже едем. Будем на месте через пять минут, милый. Я от тебя без ума.

Оуэн повесил трубку, из которой еще доносились романтические воздыхания,